Глава 25.
– Ну что ж, – сказал Максим.
А полковник снова обратился к миссис Дэнверс.
– Может быть, теперь вы вспомните, по какому поводу миссис де Винтер обращалась к врачу?
– Миссис де Винтер никогда не обращалась к врачам, ка все здоровые
люди. Она обращалась к доктору Филлипсу в Керритсе, когда вывихнула
руку. Это был единственный раз.
– Я ведь уже говорил вам, – сказал Фэвелл, – что этот парень,
вероятно, придумал какой-то новый крем для лица, отбеливающий кожу.
– О, нет, вы ошибаетесь, – сказал Фрэнк, – речь вовсе не идет о
каком-то шарлатане. Швейцар сказал мне, что доктор Бейкер – крупный
специалист по женским болезням.
– В конце концов, – сказал полковник, – она, быть может, быть действительно больна и не хотела об этом говорить.
– Она была чересчур зуда, – сказал Фэвелл, – и я говорил ей об этом. Но она уверяла, что это ей к лицу.
– Но в записке сказано: «Мне нужно вам кое-что сказать и поэтому я
хочу вас видеть как можно скорее». Видимо, она как раз и хотела
сообщить Фэвеллу о результатах посещения врача, – сказал Джулиен.
– В конце концов, поскольку у нас есть адрес врача, я могу написать
ему письмо и попросить сообщить все, что ему известно, – предложил
Фэвелл.
– Это нее совсем так, сказал полковник. – Вы забываете о
профессиональной этике. Если мы хотим что-нибудь узнать от доктора
Бейкера, нужно, чтобы к нему обратился лично де Винтер и объяснил ему
свое дело. Что вы скажете на это, де Винтер?
Максим ответил:
– Я готов сделать все, что вы сочтете правильным. Как вы полагаете,
мне следует выехать завтра утром, или, быть может, предварительно
телеграфировать этому доктору Бейкеру?
Фэвелл коротко рассмеялся:
– Его нельзя отпускать одного. Я полагаю, что имею право настаивать на этом? Пошлите с ним полицейского инспектора Уэлча.
– Я считаю, что пока незачем впутывать в это дело инспектора. Если я
обещаю вам поехать вместе с де Винтером, не оставлять его одного и
привезти его обратно сюда, удовлетворит ли вас это?
– Да, – сказал Фэвелл, – но на всякий случай я тоже хочу поехать с вами. Не возражаете?
– Считаю, что вы имеете на это право. Но со своей стороны, я требую, чтобы вы, если поедете с нами, были совершенно трезвы.
– Об этом не беспокойтесь. Я буду так же трезв, как судья, который
через три месяца присудит Макса к сметной казни. Я полагаю, что
показания доктора Бейкера, в конце концов, послужат на пользу мне.
– Ну что же, когда мы выезжаем?
– В котором часу вы сможете утром отправиться в путь, де Винтер? – спросил полковник.
– В любое время,
– В девять утра. Подходит?
– В девять, – подтвердил Максим.
– А как вы поручитесь, что он не удерет в течение ночи? Ему ведь только нужно вывести машину из гаража и сесть за руль.
– Достаточно ли вам моего слова? – обратился Максим к полковнику и,
заметив его колебания, побледнел, и снова какая-то жилочка задергалась
у него на лбу.
– Миссис Дэнверс, – сказал он, – когда миссис де Винтер и я
поднимемся вечером в нашу спальню, пожалуйста, поднимитесь вслед за
нами и заприте нашу дверь. А в семь часов утра, отоприте ее снова.
– Да, сэр, – сказала миссис Дэнверс.
– Ну что же, все в порядке, и сегодня нам обсуждать больше нечего. Я буду здесь завтра утром ровно в девять часов.
– В вашей машине найдется место для меня, де Винтер?
– Да, конечно.
– А мистер Фэвелл последует за нами на своей, ведь так?
– Буду висеть у вас на хвосте, не сомневайтесь! – заверил Фэвелл.
Полковник подошел ко мне и пожал мне руку:
– Вы знаете, как я вам сочувствую, мне незачем этом объяснять. Советую вам пораньше лечь спать, завтра будет трудный день.
– Боюсь, что меня не пригласят здесь к обеду, – сказал Фэвелл, но
ему никто не ответил. – Ну что ж, это значит, что я спокойно пообедаю и
так же спокойно проведу ночь в своей гостинице.
Он подошел ко мне и протянул руку, но я, как упрямый ребенок, спрятала обе руки за спину.
– Все понятно, – сказал он. – Приходит гадкий человек и портит вам
всю вашу веселую игру. Не беспокойтесь, вас еще ждет масса развлечений,
когда вами займется желтая пресса, и вы увидите в газетах заголовки:
«Из Монте-Карло – в Мандерли. Воспоминания молодой вдовы убийцы: Желаю
вам большей удачи в следующем браке». – Он помазал рукой Максиму. –
Постарайтесь получше использовать ночь за запертой дверью, – сказал он
и, наконец, вышел из комнаты.
– Я поеду с тобой, – сказала я Максиму. – Я хочу быть с тобой в Лондоне.
Он ответил не сразу:
– Да, нам нужно оставаться вместе.
Фрэнк вошел в комнату.
– Они уехали – полковник и Фэвелл. Что я могу для вас сделать? И, конечно, я хочу сопровождать вас к доктору Бейкеру.
– Это вовсе не нужно. Вам завтра нечего делать. Но послезавтра может
возникнуть целая куча дел. А сегодня, Фрэнк, мы с миссис де Винтер
хотим провести вечер вдвоем, хотим побыть одни. Вы поймете нас.
– О, конечно, спокойной ночи.
Когда он вышел, Максим направился ко мне, а я протянула к нему руки
и обняла его. Я обнимала и ласкала его, старалась успокоить, как будто
он был Джаспером, который расшибся где-то и пришел ко мне за утешением.
– Мы можем сесть вместе к рулю завтра. Джулиен не станет возражать.
– Нет. Завтрашняя ночь еще тоже будет принадлежать нам. Они не сразу
предпримут какие-то меры. Я успею повидаться с нужными людьми: я бы
хотел Хастингса – он лучший из адвокатов, или Биркета. Хастингс знал
еще моего отца. Но мне надо рассказать ему всю правду. Адвокатам легче
вести дело, когда они знают все до конца.
Дверь открылась, и вошел Фритс:
– Будете ли вы переодеваться к обеду, мадам, или можно сразу подавать?
– Нет, Фритс, сегодня мы не будем переодеваться.
Я помню мельчайшие подробности этого последнего вечера, проведенного
в Мандерли. Помню все, что мы ели, помню, как горели высокие новые
свечи в серебряных подсвечниках. Когда мы уже пили кофе в библиотеке,
раздался телефонный звонок. На этот раз подошла я, и услышала голос
Беатрисы:
– Я весь вечер пыталась к вам дозвониться, но это было невозможно.
– Мне очень жаль, – ответила я.
– Мы получили вечерние газеты и были страшно поражены всем вашим делом. Что говорит по этому поводу Максим? Где он?
– У нас был здесь народ – полковник Джулиен и другие. Максим ужасной утомлен, а завтра утром мы едем в Лондон.
– Но зачем же?
– В связи с постановлением суда, но более точно я вам объяснить не
могу. Это все ужасно неприятно, и эта огласка трудно переносима для
Максима.
– Как нелепо решение суда, – чего ради Ребекка стала бы убивать
себя? Это абсолютно непохоже на нее. Если бы я присутствовала в суде, я
бы потребовала слова. Кажется, никто из вас не приложил никакого труда,
чтобы добиться более разумного постановления. Максим, наверное, очень
расстроен?
– Он очень переутомлен, и это ощущается сейчас больше всего.
– Где именно в Лондоне вы будете?
– Не знаю, пока еще не ясно.
– Я готова написать письмо судье и объяснить ему, что Ребекка не
была способна на такой поступок, как самоубийство, и что, скорее всего,
здесь действовал какой-то злоумышленник.
– Слишком поздно, Беатриса, этим уже ничего не добьешься.
Максим крикнул мне из библиотеки:
– Неужели ты не можешь отвязаться от нее? О чем она говорит?
– Я думаю обратиться к Дику Годольфину, он наш представитель в
парламенте, и я хорошо с ним знакома. Пусть он поможет в этом деле.
– Это бесполезно, Беатриса, и я очень прошу, не старайтесь что-нибудь сделать. От этого станет только хуже, а не лучше.
– Я бы хотела поехать с вами в Лондон, но у Роджера высокая
температура, а медсестра, которая находится при нем, – полная идиотка.
Таким образом, мне нельзя отлучиться из дома.
(Благодарю тебя, Боже, что ее не было сегодня с нами, за то, что мы были избавлены, по крайней мере, от этого).
Телефонную связь прервали, и я вернулась в библиотеку. Через
несколько минут телефон снова зазвонил, но я не реагировала. Я села у
ног Максима и обняла его колени. Часы пробили десять. Максим поднял
меня за плечи, обнял и прижал к себе. И мы прильнули друг к другу со
страстью и отчаяньем, как любовники, связанные одним преступлением и
еще никогда не целовавшиеся.
– Ну что ж, – сказал Максим.
А полковник снова обратился к миссис Дэнверс.
– Может быть, теперь вы вспомните, по какому поводу миссис де Винтер обращалась к врачу?
– Миссис де Винтер никогда не обращалась к врачам, ка все здоровые
люди. Она обращалась к доктору Филлипсу в Керритсе, когда вывихнула
руку. Это был единственный раз.
– Я ведь уже говорил вам, – сказал Фэвелл, – что этот парень,
вероятно, придумал какой-то новый крем для лица, отбеливающий кожу.
– О, нет, вы ошибаетесь, – сказал Фрэнк, – речь вовсе не идет о
каком-то шарлатане. Швейцар сказал мне, что доктор Бейкер – крупный
специалист по женским болезням.
– В конце концов, – сказал полковник, – она, быть может, быть действительно больна и не хотела об этом говорить.
– Она была чересчур зуда, – сказал Фэвелл, – и я говорил ей об этом. Но она уверяла, что это ей к лицу.
– Но в записке сказано: «Мне нужно вам кое-что сказать и поэтому я
хочу вас видеть как можно скорее». Видимо, она как раз и хотела
сообщить Фэвеллу о результатах посещения врача, – сказал Джулиен.
– В конце концов, поскольку у нас есть адрес врача, я могу написать
ему письмо и попросить сообщить все, что ему известно, – предложил
Фэвелл.
– Это нее совсем так, сказал полковник. – Вы забываете о
профессиональной этике. Если мы хотим что-нибудь узнать от доктора
Бейкера, нужно, чтобы к нему обратился лично де Винтер и объяснил ему
свое дело. Что вы скажете на это, де Винтер?
Максим ответил:
– Я готов сделать все, что вы сочтете правильным. Как вы полагаете,
мне следует выехать завтра утром, или, быть может, предварительно
телеграфировать этому доктору Бейкеру?
Фэвелл коротко рассмеялся:
– Его нельзя отпускать одного. Я полагаю, что имею право настаивать на этом? Пошлите с ним полицейского инспектора Уэлча.
– Я считаю, что пока незачем впутывать в это дело инспектора. Если я
обещаю вам поехать вместе с де Винтером, не оставлять его одного и
привезти его обратно сюда, удовлетворит ли вас это?
– Да, – сказал Фэвелл, – но на всякий случай я тоже хочу поехать с вами. Не возражаете?
– Считаю, что вы имеете на это право. Но со своей стороны, я требую, чтобы вы, если поедете с нами, были совершенно трезвы.
– Об этом не беспокойтесь. Я буду так же трезв, как судья, который
через три месяца присудит Макса к сметной казни. Я полагаю, что
показания доктора Бейкера, в конце концов, послужат на пользу мне.
– Ну что же, когда мы выезжаем?
– В котором часу вы сможете утром отправиться в путь, де Винтер? – спросил полковник.
– В любое время,
– В девять утра. Подходит?
– В девять, – подтвердил Максим.
– А как вы поручитесь, что он не удерет в течение ночи? Ему ведь только нужно вывести машину из гаража и сесть за руль.
– Достаточно ли вам моего слова? – обратился Максим к полковнику и,
заметив его колебания, побледнел, и снова какая-то жилочка задергалась
у него на лбу.
– Миссис Дэнверс, – сказал он, – когда миссис де Винтер и я
поднимемся вечером в нашу спальню, пожалуйста, поднимитесь вслед за
нами и заприте нашу дверь. А в семь часов утра, отоприте ее снова.
– Да, сэр, – сказала миссис Дэнверс.
– Ну что же, все в порядке, и сегодня нам обсуждать больше нечего. Я буду здесь завтра утром ровно в девять часов.
– В вашей машине найдется место для меня, де Винтер?
– Да, конечно.
– А мистер Фэвелл последует за нами на своей, ведь так?
– Буду висеть у вас на хвосте, не сомневайтесь! – заверил Фэвелл.
Полковник подошел ко мне и пожал мне руку:
– Вы знаете, как я вам сочувствую, мне незачем этом объяснять. Советую вам пораньше лечь спать, завтра будет трудный день.
– Боюсь, что меня не пригласят здесь к обеду, – сказал Фэвелл, но
ему никто не ответил. – Ну что ж, это значит, что я спокойно пообедаю и
так же спокойно проведу ночь в своей гостинице.
Он подошел ко мне и протянул руку, но я, как упрямый ребенок, спрятала обе руки за спину.
– Все понятно, – сказал он. – Приходит гадкий человек и портит вам
всю вашу веселую игру. Не беспокойтесь, вас еще ждет масса развлечений,
когда вами займется желтая пресса, и вы увидите в газетах заголовки:
«Из Монте-Карло – в Мандерли. Воспоминания молодой вдовы убийцы: Желаю
вам большей удачи в следующем браке». – Он помазал рукой Максиму. –
Постарайтесь получше использовать ночь за запертой дверью, – сказал он
и, наконец, вышел из комнаты.
– Я поеду с тобой, – сказала я Максиму. – Я хочу быть с тобой в Лондоне.
Он ответил не сразу:
– Да, нам нужно оставаться вместе.
Фрэнк вошел в комнату.
– Они уехали – полковник и Фэвелл. Что я могу для вас сделать? И, конечно, я хочу сопровождать вас к доктору Бейкеру.
– Это вовсе не нужно. Вам завтра нечего делать. Но послезавтра может
возникнуть целая куча дел. А сегодня, Фрэнк, мы с миссис де Винтер
хотим провести вечер вдвоем, хотим побыть одни. Вы поймете нас.
– О, конечно, спокойной ночи.
Когда он вышел, Максим направился ко мне, а я протянула к нему руки
и обняла его. Я обнимала и ласкала его, старалась успокоить, как будто
он был Джаспером, который расшибся где-то и пришел ко мне за утешением.
– Мы можем сесть вместе к рулю завтра. Джулиен не станет возражать.
– Нет. Завтрашняя ночь еще тоже будет принадлежать нам. Они не сразу
предпримут какие-то меры. Я успею повидаться с нужными людьми: я бы
хотел Хастингса – он лучший из адвокатов, или Биркета. Хастингс знал
еще моего отца. Но мне надо рассказать ему всю правду. Адвокатам легче
вести дело, когда они знают все до конца.
Дверь открылась, и вошел Фритс:
– Будете ли вы переодеваться к обеду, мадам, или можно сразу подавать?
– Нет, Фритс, сегодня мы не будем переодеваться.
Я помню мельчайшие подробности этого последнего вечера, проведенного
в Мандерли. Помню все, что мы ели, помню, как горели высокие новые
свечи в серебряных подсвечниках. Когда мы уже пили кофе в библиотеке,
раздался телефонный звонок. На этот раз подошла я, и услышала голос
Беатрисы:
– Я весь вечер пыталась к вам дозвониться, но это было невозможно.
– Мне очень жаль, – ответила я.
– Мы получили вечерние газеты и были страшно поражены всем вашим делом. Что говорит по этому поводу Максим? Где он?
– У нас был здесь народ – полковник Джулиен и другие. Максим ужасной утомлен, а завтра утром мы едем в Лондон.
– Но зачем же?
– В связи с постановлением суда, но более точно я вам объяснить не
могу. Это все ужасно неприятно, и эта огласка трудно переносима для
Максима.
– Как нелепо решение суда, – чего ради Ребекка стала бы убивать
себя? Это абсолютно непохоже на нее. Если бы я присутствовала в суде, я
бы потребовала слова. Кажется, никто из вас не приложил никакого труда,
чтобы добиться более разумного постановления. Максим, наверное, очень
расстроен?
– Он очень переутомлен, и это ощущается сейчас больше всего.
– Где именно в Лондоне вы будете?
– Не знаю, пока еще не ясно.
– Я готова написать письмо судье и объяснить ему, что Ребекка не
была способна на такой поступок, как самоубийство, и что, скорее всего,
здесь действовал какой-то злоумышленник.
– Слишком поздно, Беатриса, этим уже ничего не добьешься.
Максим крикнул мне из библиотеки:
– Неужели ты не можешь отвязаться от нее? О чем она говорит?
– Я думаю обратиться к Дику Годольфину, он наш представитель в
парламенте, и я хорошо с ним знакома. Пусть он поможет в этом деле.
– Это бесполезно, Беатриса, и я очень прошу, не старайтесь что-нибудь сделать. От этого станет только хуже, а не лучше.
– Я бы хотела поехать с вами в Лондон, но у Роджера высокая
температура, а медсестра, которая находится при нем, – полная идиотка.
Таким образом, мне нельзя отлучиться из дома.
(Благодарю тебя, Боже, что ее не было сегодня с нами, за то, что мы были избавлены, по крайней мере, от этого).
Телефонную связь прервали, и я вернулась в библиотеку. Через
несколько минут телефон снова зазвонил, но я не реагировала. Я села у
ног Максима и обняла его колени. Часы пробили десять. Максим поднял
меня за плечи, обнял и прижал к себе. И мы прильнули друг к другу со
страстью и отчаяньем, как любовники, связанные одним преступлением и
еще никогда не целовавшиеся.